Записки очевидца

(Продолжение. Начало в NN 54, 58).

Часть 3.

"ТРИДЦАТОГО" УНИЧТОЖИТЬ?!

ЕСЛИ КТО-ТО думает, что чеченская война образца 1995 года - это стычки с мелкими группами боевиков, лесной и горный поиск, проверки паспортного режима и зачистки "подозрительных" сел подразделениями спецназа МВД, то он глубоко заблуждается. Это была действительно полномасштабная война с применением с обеих сторон бронетехники и тяжелого артиллерийского вооружения, со штурмами укрепленных районов, выстроенных по всем правилам советского военного искусства.

Боевиками образца 95-го года были не только вчерашние милиционеры, партийные и хозяйственные функционеры, учителя, студенты и просто лица без определенного вида занятий. Среди них было очень много бывших офицеров Советской армии, ветеранов афганской войны, участников военных конфликтов на территории бывшего СССР: от Приднестровья до Абхазии. Наконец чеченцы не шарахались от службы в армии как черт от ладана. Все взрослое мужское население в большинстве своем имело опыт армейской службы, а значит, недостатка в специалистах по управлению боевой техникой армия Дудаева не испытывала.

Офицеры-чеченцы всегда считались грамотными вояками. Тот же полковник Советской армии Масхадов, будучи командиром артиллерийского полка, так загонял его по полигонам и стрельбищам, что очень быстро сделал свою часть по уровню боевой подготовки лучшей в округе. Поэтому обе воюющие стороны были воспитанниками и учениками одной военной школы и могли просчитывать тактику друг друга. А в технике недостатка у боевиков не было. К концу 1994 года на вооружении у армии Дудаева было более 120 танков, 280 БМП и БТРов, 350 артиллерийских систем, 890 противотанковых средств, 80 единиц средств ПВО, 266 самолетов, 5 вертолетов и более 40 тысяч единиц стрелкового оружия. Бывший военный летчик Дудаев особенно лелеял собственноручно разработанный план "Лассо", основные цели которого заключались в нанесении бомбовых ударов авиацией по территории России. Выполнить план не удалось, еще перед вводом федеральных сил в Чечню российская авиация уничтожила весь воздушный флот Ичкерии прямо на аэродромах. В аэропорту Грозного еще долго, в качестве музейного экспоната, стояли остатки расстрелянного штурмовиками Ту-134 - личного самолета президента самопровозглашенной республики.

ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО месяцев боев почти каждая российская воинская часть носила свое неофициальное название. Авторами выступали не только наши военные, но и сами боевики. Если в радиоэфире чеченские полевые командиры говорили о "Черном крыле", то наши уже знали - речь идет об отдельном танковом батальоне из Санкт-Петербурга, на счету которого были даже лобовые атаки на артиллерийские позиции боевиков. В открытом поле чеченцы танкистов откровенно побаивались. А при штурме Аргуна отличился 324-й мотострелковый полк Уральского военного округа. После тех боев его стали называть "Истребитель хищников".

По некоторым данным, путь уральцам на Аргун преградил абхазский батальон Басаева. Особенно сильный бой разгорелся под селением Чечен-Аул. При поддержке бронетехники боевики даже проводили контратаки. Часто наша пехота останавливалась и вжималась в землю. И тогда свое слово говорила артиллерия. К сожалению, я уже не помню фамилию того капитана, командира батареи самоходных артиллерийских установок уральского полка, но видел, как работали его подчиненные. Военным журналистам потом с гордостью показывали подбитую технику боевиков: несколько БТРов и самоходную установку, точно такую же, на каких воевала и батарея. На каждой бронемашине боевиков "красовалась" особая эмблема: волк, лежащий под луной, заключен в круг, а над ним надпись по-чеченски - "нохча". Вот такой зверинец.

КОМАНДИР самоходной батареи слыл меж полковых офицеров парнем "со сдвигом". Даже когда полк, выполнив задание, очистил равнину и уперся в чеченские горы, когда настало временное затишье, он воевать не прекратил. Каждую ночь выходил на свою собственную охоту за боевиками. Артиллеристом он был от Бога, свои 122-миллиметровые самоходные установки называл снайперскими винтовками. Как только наступала ночь, капитан залезал в свою КШМку (командно-штабная машина) и не отрывался от прибора ночного видения. Темень, тишина и только тихое урчание поворачивающейся башни. Солдаты к поведению своего командира уже привыкли и не осуждали его. Говорили, что в Чечне, но только в другой части, воевал его брат, тоже был офицером. Попал к боевикам в плен, его пытали, а потом уже мертвое тело, опутав колючей проволокой, подбросили к лагерю 324-го полка. Может, случайность, а может, и вправду знали, что в этой части служит его брат.

Позывной комбата "Тридцатый" чеченцы знали хорошо. Его батарею самоходок просто ненавидели. Слишком много неприятностей им доставляли артиллеристы: то скрыто передвигающуюся ночью колонну техники засекут и мокрого места от нее не оставят, то огневые точки вышибают, как в тире, а с недавних пор повадились даже за одиночными снайперами и наблюдателями охотиться. И очень даже успешно. Зная частоты радиосвязи и позывной, выходили на комбата боевики: сначала угрожали ему, потом обещали семью вырезать, называли точный адрес места жительства, деньги предлагали. Много денег. Хотели только одного: чтобы комбат собрал вещички и уехал в Россию. И все.

Но капитан, похоже, уже "закусил удила", он не просто выполнял приказ командования, он мстил. Мстил не только он, весь полк. За сослуживцев, за друзей. Тот же Аргун достался уральцам слишком дорого. Наверное, в истории полка навсегда останется особо памятной одна трагическая дата - 30 марта 1995 года.

(? 13 марта. И.К.)

ЧТОБЫ ПОЛНОСТЬЮ контролировать дорогу к Аргуну, необходимо было взять мост через одноименную реку. Перед этим мостом и создали боевики крупный опорный пункт. Оборону выстроили в два эшелона: первый - на заброшенной молочно-товарной станции, второй - через 350 метров прямо по берегу реки. Знали, что техника может пройти только здесь. И неполноводен Аргун, но высокие, в 10 метров берега не позволят федералам обойти их позиции. В ночь с воскресенья на понедельник 30 марта шел мокрый снег. Под покровом темноты роты выдвигались на указанные рубежи. Солдаты шли молча, лишь изредка вытянутой вперед рукой старались нащупать спину впереди идущего. Тут не то что боевики, свои за пять метров не заметят. Кто-то поскальзывается, падает, сжимает в кулаках налипшую холодную грязь, тихо выругавшись подымается, хватаясь за чью-то протянутую руку. Вот он, рубеж обороны противника.

В 4 часа утра первой в бой ушла разведывательная рота. Первая схватка была скоротечной, противника выбили из полуразрушенного здания фабрики. Небольшая передышка. Казалось, что все пройдет как по маслу, вот он, бетон аргунского моста, уже виден как на ладони. Но по краю обрыва тянется второй эшелон обороны боевиков. Траншеи в полный рост, глубокие блиндажи, уходящие под самый берег, пулеметные и гранатометные гнезда. Но наша пехота на этот раз осталась без артиллерийской поддержки. Между мотострелками и противником всего 100-150 метров, своих задеть можно.

Снова первой в бой вступает разведка. Через 15 минут на командном пункте полка по радиостанции услышали:

- "Первый". Я - "Облако". Прием! У нас выбило всех офицеров!

Это, наверное, были самые страшные слова, услышанные командиром полка за всю свою жизнь. Командование над разведчиками принял капитан одной из мотострелковых рот Юрий Нестеренко. Разведку расстреливали в упор. Несколько наших БМП уже горели. Прошло еще 10 минут боя. Нестеренко прикрылся броней одной из подбитых машин. Как летела эта граната, пущенная из гранатомета, никто не видел. Яркая вспышка, резкий хлопок. Сдетонировали ящики с боеприпасами, висевшие на броне. Бронежилет на офицере разорвало в клочья.

РАНЕНЫХ с каждой минутой становилось все больше и больше, но вынести их из-под обстрела не представлялось возможным. И тут наступил черед младшего сержанта Молдованова. Вылетев на своей БМП, он подставил борт машины под шквал огня, но загородил раненых. Механик-водитель, выпрыгнув из машины, стал помогать эвакуировать их. А Молдованов, развернув башню, вел огонь по боевикам. Одна за другой две гранаты ударили в борт. Машина вспыхнула, но продолжала огрызаться огнем. Он мог выскочить, но предпочел сгореть в "броне", прикрывая своих товарищей.

Траншеи боевиков все-таки взяли. Последних, скатывающихся к воде, солдаты расстреливали, как в тире, стоя. Среди убитых оказалось много арабов. На следующий день за своими приехали пожилые чеченцы из соседних сел. Трупы молча погрузили в грузовики, а к наемникам даже не подошли, так они и остались лежать. Пришлось нашим везти их в грозненский морг.

В том бою почти полностью погибла разведрота, большие потери понесли и мотострелки. Через два месяца на этом обрыве уральцы установили памятник: железная стела, увенчанная артиллерийской гильзой и пулеметными лентами, скромная табличка: "Вечная память воинам 324-го МСП, погибшим в Чечне. От офицеров, прапорщиков и солдат". В 1996 году после заключения Хасавьюртского мира и вывода наших войск из Чечни его взорвут боевики.

Игорь СВИНЦОВ.

(Продолжение следует).